������ -x-

Как ловят крючьями

А посмотреть на ловлю крючьями чрезвычайно за­нимательно. Кто не видел никогда этого способа, для того необходимо небольшое описание. Крючья ставятся обыкно­венно на местах, по которым не плавают суда и где, по замечаниям рыбаков, собираются болышие массы рыбы. Многие, незнакомые с делом, полагают, как мне известно, что крючок – снаряд в роде удочки, который бросается как попало на поплавке, и рыба случайно попадается на приманку. Другие воображают, что рыбак, плывя в лодке, бросает эти крючья с наживой и таким образом на ходу ловить свою добычу. Третьи, наконец, уверены – один господин даже спорил со мною в непогрешимости своего убеждения, – что по дну реки протягивается веревка с крючьями. Все рассказывают, как очевидцы. Из этих трех известных мне и, вероятно, нескольких неизвестных определений можно составить себе самое сбивчивое понятие о способе ловли посредством крючьев, хотя и запрещенной, однако бывшей еще недавно в употреблении, да и теперь по временам по­являющейся. Надзор за этим лежит на обязанности становых приставов, которые и обязаны, следить завсем, что делается на лимане в его закоулках, куда под час и про­ехать неудобно. В этих закоулках становому легко быть обманутым, если бы даже предположить добросовестное исполнение обязанности, и там, наконец, шатаются целые толпы разного люду, как на пограничной черте двух губерний. Ста­новой приставь бесстрашен на суши, но на лимане, вдали от сельской расправы и сателлитов, там эти господа необыкновенно смирны и редко и неохотно вверяются «вероломной стихии».

Крючья забрасываются иногда в числе нескольких тысяч. Вы не думайте, чтобы это была удочка, какие мы при­выкли видеть в руках джентльменов, занимающихся уженьем в окрестностях Петербурга. Крючки эти более вершка длиной, – и конец их так остр, что вонзается в рыбу при малейшем прикосновении. Имейте в виду, что красная рыба не имеет шелухи – и, следовательно, легко попадается. Избрав место, рыбаки утверждают на столбах длинные веревки, параллельно одна другой, на расстоянии вершков двенадцати, положим, тридцать или сорок веревок, снабжённых сверху деревянными поплавками. На каждую из этих веревок прицепляются перпендикулярно до самого дна бичевки, на которых прицеплены крючья острияма вниз, тоже на вёревочках, которые движутся при самом легком колебании, так что проход между продольных веревок довольно свободен для рыбы, если бы она плыла тихо – без малейшего уклонения от прямого пути и сохраняя строжайшее спокойствие. Но достаточно осетру или стерляди прикоснуться к одному крючку, происходит сотрясение бичевки, и несколько крючьев готовы вонзиться в тело при малейшем движении. Разумеется, животное, почуяв легкий укол или зуд, кидается в сторону, и десять крючьев схватили его непременно. Чем сильнее бьется жертва, тем больше впивается в нее крючьев, и рыба старается даже сохранять спокойствие, потому что каждое движение сопровождается болью. В тихую погоду, когда прозрачна вода, случалось мне с лодки наблюдать, что делалось подо мною. Маленькая рыба бесстрастно гуляет себе по этим роковым аллеям, наконец и чешуйка её все таки служить некоторого рода кира­сой, и редко попадается какая-нибудь шалунья, забравшаяся в лабиринт крючьев и своротившая с прямой дороги. Мелкая рыба вообще вплывает и идет быстро между про­ходами. Не то бывает с красной. Вся эта масса крючьев слегка движется и, вероятно, в воде представляется живот­ному чем-нибудь в роде подводных растений, потому что оно, как видно, не ощущает ни малейшего страха, а инстинктивное чувство самосохранения у рыбы не так развито, как у млекопитающих и птиц, которые недоверчиво смотрят на произведения рук человеческих. Одним словом, красная рыба плывет быстро и спокойно до самых крючь­ев, но вдруг, заметив правильные узкие дорожки, убавляет ходу и тише вплывает в какую-нибудь аллею. Вероятно, уже при входе пробуждается в ней чувство страха, запрещающее возвратиться назад, и она тихо, плавно следует по прямому направлению. Случается, что рыба успевает благополучно добраться до противоположного выхода; но много обстоятельств обрекает ее на гибель, и потому стоить только ей зайти в лабиринт крючьев, то можно сказать смело, что разве десятая избежит печальной доли. Вплывая в проход, она видит – в соседней аллее стоит рыба неподвижно; и вот бедняжка, по любопытству, врожденному даже творениям низших разрядов, останавливается и ста­рается узнать причину этой неподвижности. Разумеется, нельзя ей не сделать какого-нибудь движения, и крючок где-нибудь впился в наказание за любопытство. Случается, что по одной и той же дорожке плывут рыбы с противоположных концов, тогда при встрече обе неминуемо погибают, потому что, или, огибая друг друга, или при по дороге назад, попадаются на крючья. Видел я однажды случай, казавшийся мне редким, но, по уверению рыбаков, часто повторяющийся и доказывающий только, что рыба вообще глу­повата. Сидя тёплым днём в лодочке, с сигарой, над большим пространством, уставленным крючьями, наблюдал я однажды сцены из подводной жизни. Я держался ближе к краю, чтобы удобнее было видеть входы и выходы. Все по большей части вплывали малые неделимые, которым крючья не так опасны; прошмыгнуло несколько остроносых стерлядей и севрюг, но вообще, было мало движения, словно рыбы занимались где-нибудь важным делом. Вдруг лодочник толкнул меня и указал на воду. Я, как говори­лось в старину, весь превратился в зрение. По одной из дорожек, не более как за сажень от выхода, осторожно, тихо пробирался осетр пуда в три и, словно опытный путешественник, едва шевелил перьями. Точь-в-точь, будто он держал пари, что проплывет невредимо.

– Мабуть ледащо бував у бувальцях (вероятно, него­дяй бывал в переделе), шепнул мой товарищ.

К. выходу осетр еще убавил ходу, еле-еле подаваясь вперед, и как он был большой, то, может быть, на дюйм или на два проходил от стенок, увешанных крючьями. Вот осторожно высунул он голову в свободное простран­ство и тем же медленным ходом продолжал шествие до половины туловища. Я уже был готов поздравить его с благополучным окончанием пути... но глупое животное, обрадовавшись преждевременно миновавшей опасности, дало два, три удара хвостом, в который и впилось несколько крючьев. Несколько секунд он бился и качал снаряды, но сильная боль заставила его утомиться, и осетр, до поло­вины свободный, увяз только оконечностью в предательских крючьях. Рыбаки рассказывали, что осетры так ло­вятся преимущественно, и предлагали мне поверить их слова на рыбных базарах Херсона и Николаева. Действительно, я видел после несколько осетров, у которых раны только на хвосте, между тем, как прочая рыба ранена в разных частях туловища.

Вообще на этой местности, рыба сильно вздорожала. Де­сять лет назад, не больше, пуд, положим, судака прода­вался по 20 копеек, – теперь не мене 2 р. О красной и говорить нечего, и хоть она продается на тонях и не весьма дорого, но в городах, что называется, нет приступу. При­чину отчасти вы уже видели. Рыбаки продают ее гуртом по такой цене, что если бы промьшленник взял 50% ба­рыша, а торговка наложила еще столько же для своей выгоды, – покупателю было бы еще не отяготительно. Но если принять во внимание описанную мною лотерею, то, естественно, все выигрыши ложатся на потребителей. Здесь можно при­бегнуть к цифрам для более убедительного доказательства. Положим, в Херсон привез рыбу промышленник, который заплатил за неё 100 руб. Не забудьте, что у него было 80 конкурентов. Половина из них вынули пустые билеты. Первые десять получили премии по 50 коп. = 5р., вторые по рублю = 10 р., третьи по 2 = 20 р., четвертые пять по 2,5 = 12,5 р., остальные четыре по 3 = 12 р. Промышленник, кроме платы за рыбу, раздаёт ещё почти 60% премии; спрашивается, может ли он отдать товар менее как за 250 р. Если же торговки возьмут не менее 50%, то рыба обойдется почти вчетверо дороже, чем приобретена от забродчиков.

Рыболовство, однако же, не развивается на лимане, и невозможно, по крайней мере для меня, доискаться этому при­чины. Некоторые говорят, что самой рыбы меньше будто бы от пароходов, которые разгоняют рыбу. Но это я слышал везде, а, случается, в одну тоню вытаскивают гро­мадное количество добычи, и старые рыбаки признаются, что не бывало столько и в хваленые прежние годы. Что паро­ходы не могут разогнать рыбу собственно в днепровском лимане – не подлежит сомнению. Еще где вливается Буг, там часто паровые суда ходят в Николаев; но здесь, где главное рыболовство, компанейски пароход пробежит два раза в неделю по фарватеру, да когда-нибудь протащится буксир, а фарватер идет по средине, значить, далеко от берега. По крайней мере, я заметил, что здесь, вообще, жалуются на плохой улов во время тёплой зимы, когда не стоит продолжительно лед; но когда лиман сталь, и держат морозы, рыба ловится очень хорошо.

Рыбаки живут привольно, хотя главный предмет их пищи составляете рыба, которая, как бы ни была хороша – приедается. Зимой-то они не слишком запасливы, но весною и осенью набирают довольно рыбы на случай неудачного улова, что случается нередко. И потому в рыбачьих куренях всегда вы можете достать севрюгу или стерлядь, только там не возьмут за это денег: или откажут прямо, или дадут, но не в виде продажи. Сначала это меня ставило в неловкое положение, и я не знал, что делать. Брать даром рыбу у незнакомых людей было совестно, не взять же и оста­ваться голодным не хотелось, и я скоро уладил дело. Пошлю бутылку водки, и мне дадут непременно штуки две стерлядей или севрюг, и уже разве в минуту невзгоды судаков или карпов. Свежая икра не в счёт; таким добром лакомятся хо­зяева, потому что икряная рыба продается значительно дороже.

������ -x-

Невод здесь, редко больше 400 сажень, имеет от 12 до 16 забродчиков. Устройство обыкновенное, т. е. куль, к которому приделаны большие сети крылья. Вся верхняя верёвка сети снабжена деревянными поплавками (галаган), чтобы не тонул невод, Тянут его рыбаки за оба крыла канатами (кодола) и тянут довольно долго, потому что забрасывают далеко в лиман. У каждого забродчика особенного устройства пояс – ляма: за спиной гладко выстроганный брусок в роде обруча, к обоим концам которого спереди привязаны верёвочки, сходящиеся вместе и оканчивающиеся ремнём с деревянным шариком (чумбурка). Подойдя к неводу, рыбак обвивает чумбурку за канат и тащит его при помощи снаряда, обхватывающего спину, но отступая назад. Когда все забродчики потянут канат, тогда последний отцепляет чумбурку и идет к берегу снова сделаться первым, и таким образом очередуются, пока не вытащат невода. Перед выходом куля крылья придавливаются грузилами – деревянным орудием странной формы (Ф), что не дозволяет рыбе уходить под нижним канатом. Вытаскивается иногда огромное количество рыбы. Замечательнее всего стерлядь: это какая-то апатическая или, лучше сказать, глупая рыба в высшей степени. Не говорю уже о том, что некоторые из них лежат на самых галаганах и не стараются уйти, когда ещё представляется возможность; не редко видите вы стерлядей, которые, уткнув свои длинные острые носы в сеть с наружной стороны, спокойно следуют к берегу за движением невода и вытаскиваются на сушу. Между тем другие рыбы мечутся, как угорелые, и выпрыгивают даже тогда, когда, казалось бы, и выпрыгнуть трудно.

Тянут невод ещё и не на берег, а на два дубка, которые ставят на якорь не в далеком друг от друга расстоянии. Такой невод тащат бараном (воротом), укреплённым на берегу, и здесь весь улов заключается уже в кули. Раскупают рыбу на месте промышленники, и весной и осенью считается она на носилы, силетённые из деревянных прутьев корзины, а зимой на сани. Красная рыба не в счёт, на неё торгуются особо. Но главная ловля и главный торг - зимой, когда промышленники спекуляторы (шепотинники) приезжают по льду из Станиславова, Херсона, Николаева и Очакова. Весь берег до половины лимана установлен санями, лошадьми, волами, и здесь такое смешение голосов, такой крикливый говор, каких редко встретите и на порядочной ярмарке, Особенно шумят и суетятся шепотинники. Покупка рыбы, кроме настоящей цели служит для многих также заманчивой лотереей. Не каждый шепотинник едет покупать рыбу, да не каждый имеет и необходимую сумму для этого; иной идет без гроша в кармане, за исключением одной заветной монеты которой он не отдаст ни за что, монеты нужной ему для участия в лотерее. Ни один хозяин невода не продаст рыбы в раздробь, а ожидает гуртового покупщика, за ко­торыми нет остановки. Но если бы этих гуртовщиков приехала сотня, то ни один из них не имеет права купить рыбы без метания жребия. Это то и составляет лотерею. Случается, что шепотинников соберется больше ста, и, может быть, из них только двадцать, тридцать в состоянии купить рыбу, но все без исключения участвуют в лотерее. Для этой цели у каждого шепотинника есть своя монета – прежде бывали гроши, а теперь уже преимуществен­но карбованцы (сереб. рубль). На всякой монете есть особый знак, по которому узнают хозяина, Дырка, нарезка, метка зубами и т. п. Все кладут свои монеты в шапку, и один кто-нибудь, избранный обществом, должен хорошенько встряхнуть и перемешать рубли. Монеты вынимаются по оче­реди, и улов достается последнему. Первые вынутые рубли 10, 20, 30, смотря по числу участвующих, выбрасываются вон и называются нет. Это все равно, что пустые номера, и владельцы таких монет почесывают только голову. Потом на первые 10 следует премия по 50 коп., на вторые по рублю, на остальные пять по два рубля, а самая послед­няя монета получает право на покупку рыбы. Цена саням известна, и счастливец сперва должен удовлетворить конкурентов и тогда уже покупать рыбу. Если жребий вы­нется бедняку гуляку, тотчас же кто-нибудь покупает у него право за условленную цену. Таким образом, можно, не имея ни копейки, получить порядочный заработок. Между шепотинниками иногда случаются ссоры, иногда драки, но этот народ не щекотлив, у него одно в предмете – барыш. Тотчас же увозится рыба в города, где разбирается нарасхват, как бы ни был велик улов, потому что за этим товаром приезжают евреи даже из Волынской губернии.

Зимою невода опускаются в проруби, из которых одна, куда бросают невод, называется запустная, а другая, откуда вытаскивают, здойма – от малорус. Глагола здиймать, снимать.

Сорты рыбы следующие: белуга, чечуга (стерлядь), пестрюга (севрюга), осётр, сом, белизна, чернуха, густря (род белого леща), тораль, ,чехонь, сула (судак), синец, окунь, карп, лящ, подлящ, камбала, баламут (сельдь заходит в небольшом количесте), ерш, бычок. Последний замечателен по своей большой уродливой лягушечьей голове, впрочем, очень вкусная рыбка.

По отмелям здесь большое количество кот (заколов), которые гораздо вреднее крючьев и, по словам промышленников, служат причиной уменьшения рыбы, о чем я и упоминал несколько выше. Опытные люди говорят, что скорее можно дозволить употребление крючьев, которые, во первых, ловят лишь красную рыбу, а, во вторых, представ­ляя значительную затрату капитала, не так легко приобретаются, как тростник, употребляемый на коты. Впрочем, и установка последних требует опытности и особого искусства.